Ситуация резко изменилась уже к концу января. Было похоже на то, словно Курт истощил свои силы в результате чрезмерной социализации. Достаточно хорошо знавший Курта писатель Дэвид Хеиг вспоминает, что в это время "Курт, кажется, постоянно пребывал не в духе. Его энергетический потенциал понизился. Пламя угасало. Ему казалось, что он отбывает срок". Появились слухи, что не все благополучно между Куртом и Кортни. У них происходили постоянные стычки из-за хранящегося в доме оружия, которое, как настаивал Курт, было необходимо ему для самозащиты.

Продолжалось и хроническое употребление героина. Однако теперь Курт пристрастился еще и к транквилизаторам, которые принимал в огромных количествах. Для близких друзей уже давно не являлось секретом, что в последние два года своей жизни Курт фактически превратился в инвалида. Докторам требовалось от четырех до шести недель, чтобы подготовить его к туру, и даже это не всегда помогало. Во время же последних концертов он с трудом вспоминал слова собственных песен.

В начале 1994 года Gold Mountain, кажется, забыла о своем обещании никогда не планировать для НИРВАНЫ. напряженных зарубежных туров. Проигнорированы были также предупреждения друзей Курта, что его здоровье может просто не выдержать тридцати восьми концертов в десятке европейских стран.

К началу тура в Лиссабоне, 6 февраля, Курт выглядел напряженным, отчужденным и, по свидетельству Алекса Маклеода, "усталым". Он путешествовал отдельно от Криса и Дейва и уже во Франции, во время телевизионного шоу, заявил, что чувствует себя истощенным и не в настроении петь. К тому же у него начались проблемы с голосом, и по этому поводу Крис едко заметил, что "Курту, чтобы выступать, необходима нянька". Кортни ничем не могла ему помочь, так как была занята со своей группой, однако Курт постоянно звонил ей. "Он звонил мне из Испании, - рассказывала она журналу "Rolling Stone". - Он был в Мадриде и проходил через зал. Ребята курили героин с фольги и говорили ему: "Курт! Кайф!" - и показывали вытянутые вверх большие пальцы. Он звонил мне, плача... Он не хотел превратиться в символ наркомании".

Когда НИРВАНА была в Париже, местный фотограф Юри Ленкет решил сделать несколько снимков Курта с только что приобретенным спортивным пистолетом. В жутком предвосхищении последующих событий Курт засунул ствол пистолета себе в рот, сделал вид, что нажимает на спусковой крючок, и изобразил результат выстрела. Мити Адхикари, инженер компании "Би-Би-Си", продюссировавший НИРВАНУ в 1991 году, вспоминает, что после выступления в Любляне 27 февраля Курт "...выглядел, как призрак. Бледный. Сжавшийся. Он что-то пробормотал по поводу того, чтобы встретиться в Лондоне, однако я бы не поручился за то, что это когда-либо произойдет. Он был мертвенно-бледен, и было видно, что ему трудно говорить, не говоря уже о том, чтобы петь".

Адхикари, который записывал триумфальное выступление НИРВАНЫ на фестивале в Рединге, был разочарован "сырым и бесцельным" выступлением в Любляне. По его словам, "это не было похоже на дикое, необычное выступление, которое сорвалось. Это было хуже - посредственность". Конечно, там были знакомые черты: хард-роковые ударные и отрывистый звук гитары (не Кобейна, а Смира). Виолончель добавила группе мелодичности. Однако часто самый лучший материал с Nevermind и In Utero превращался в ленивую импровизацию, недостойную оригиналов. Если паньше НИРВАНА лучше играла на концертах, чем в записи то теперь все обстояло наоборот. Трехминутная классика вроде "Drain You" и "Rape Me" превратилась в растянутый джем, и сами музыканты, кажется, думали только о том, как бы отработать положенное время и побыстрее покинуть сцену.

1 марта НИРВАНА выступала в Мюнхене. Курт потерял голос после третьего номера, прорычал в микрофон несколько импровизированных строк и на следующий день вынужден был обратиться к врачу. Ему был поставлен диагноз "тяжелый ларингобронхит" и рекомендовано несколько недель отдохнуть. Группа вынуждена была отложить оставшиеся тридцать три концерта. При этом личный врач Курта считал, что ему необходимо по меньшей мере "два месяца отдыха и учиться нормально петь". Ответом Курта явился очередной курс самолечения с помощью героина. 2 марта Курт вылетел в Рим. Он сказал одному из репортеров, что нет никаких шансов возобновления тура.

В этот же день вечером он остановился в римском отеле "Excelsior" через дорогу от американского посольства. На следующий день из Лондона прилетела Кортни с ребенком и няней. В этот же вечер Курт послал служащего гостиницы получить по рецепту в аптеке роипнол, сильный транквилизатор, использующийся иногда для снятия симптомов героиновой абстиненции. После этого он заказал в номер две бутылки шампанского.

То, что произошло впоследствии, в объяснениях различных сторон описывалось то как "неумышленная передозировка", то как потеря сознания "на почве сильной усталости". Дело обстояло следующим образом. Проснувшись рано утром 4 марта, Кортни заметила струйку крови, вытекающую из носа Курта. После безуспешных попыток привести мужа в сознание она вызвала "скорую помощь". Сначала все происшедшее было расценено как несчастный случай. Однако впоследствии выяснилось, что Курт проглотил никак не меньше пятидесяти таблеток и оставил записку. Под вымышленным именем Клод Пупон в семь часов утра Кобеин был помещен в "Клинику Умберто 1 ", а затем переведен в американский госпиталь. После двадцати двух часов, проведенных в коме, Курт пришел в себя и потребовал "убрать эти чертовы трубки" у себя из носа.

Рим никогда не был местом, где знаменитость могла чувствовать себя спокойно. После того как доктор Освальдо Галетта заверил прессу, что в организме его пациента "не произошло необратимых нарушении и высшие центры мозга остались незатронутыми", журналисты словно сорвались с цепи. Итальянское телевидение показало репортаж, как безжизненного Курта выносят из отеля и Кортни кричит оскорбления репортерам. CNN прервало свою предачу, чтобы ошибочно сообщить о смерти Кобейна. Во всей этой информационной кутерьме руководство Gold Mountain решило представить инцидент в Риме как несчастный случай. Было заявлено, что Курт просто "хотел отпраздновать свою встречу с Кортни после долгой разлуки". Впоследствии многие из друзей Курта сожалели о том, что не знали об этой первой попытке самоубийства и не пытались с ним поговорить. Спустя пять дней Кобейн в сопровождении жены и дочери покинул госпиталь в Риме и вылетел в Сиэтл.

Один из друзей вспоминал, что в этот период Кортни "строила перед Куртом различные проекты, словно он был ребенком, рассматривающим книжку с иллюстрациями, о том, что она, Кортни, сможет все уладить с бизнесом". Чаще всего, однако, в этом не было никакой необходимости, потому что Курт начинал клевать носом уже с вечера. При этом его раздражало, что "Кортни предпочитала проводить время с HOLE вместо того, чтобы быть его сиделкой". Некоторое время о Кобейнах ничего не было слышно, однако уже 18 марта сиэтлский полисмен по фамилии Левандовски был вызван в дом Кобейнов. Придя на место, он "обнаружил Курта, запершегося в ванной, где он прятался от Кортни". На вопрос полицейского, что происходит, Курт ответил, что их супружеские отношения с Кортни стали слишком напряженными и что они собираются обратиться к семейному консультанту. Месяц спустя Кортни заявила полиции: "Отношения переживали трудные времена из-за частого употребления Куртом наркотиков и из-за того, что я пыталась его остановить". Частный детектив Том Грант утвепждал также, что за несколько недель до смерти Курта Кортни попросила своего адвоката Розмари Кэррол найти опытного специалиста по бракоразводным процессам. Она также интересовалась, нельзя ли как-нибудь аннулировать брачный договор.

По возвращении Курта в Сиэтл его телефон и факс стали буквально раскалываться от звонков и посланий обеспокоенных фэнов. Большинство из них перехватывалось Кортни однако Курту удалось увидеть некоторые из них, и он пришел в ужас. Десятилетний мальчик писал ему: "Если ты умрешь, как смогу жить я?" Таким образом, та самая "доступность", на которой всегда настаивал Курт, повлекла за собой сотни посланий от людей, которым он был не в состоянии помочь, но ответственность за которых ощущал. Кортни впоследствии вспоминала: "Однажды Курт нашел спрятанную кипу статей о себе за последние три месяца. Мы подрались. Я пыталась их отнять. Он рассыпал страницы по полу... Я пыталась уговорить его: "Это все дым, это пройдет". Он ответил: "Точно, это пройдет. Я никогда больше не буду играть эту чертову музыку. Я не собираюсь оставаться здесь и смотреть, как это проходит".

18 марта полиция вынуждена была еще раз посетить дом Кобейнов по вызову Кортни, которая утверждала, что Курт заперся в комнате с тремя ружьями и угрожает убить себя. Прибывший на место полицейский снова обнаружил запершегося в ванной Курта, при этом тот утверждал, что вовсе не собирался убивать себя. Принимая во внимание "быстро меняющуюся ситуацию", полиция конфисковала хранившиеся в доме четыре ружья, двадцать пять коробок различных боеприпасов и флакон неизвестных таблеток. Остаток недели Курт провел один в семейном имении в Карнейшн. Позднее Кортни призналась журналу "Rolling Stone", что "она больше не могла этого выносить".

Четыре дня спустя чету Кобейнов видели в автомагазине "American Dream" на Вестлейк-авеню, где владельца Джо Кении поразил их "удрученный вид и шаткая походка". При этом из кармана у Кортни, когда она направлялась в туалет, выпал флакон с таблетками. Еще один местный житель вспоминал, что слышал, как супруги "рычали друг на друга, словно злые собаки", гуляя с дочерью около дома. К концу марта семья Курта, его коллеги и менеджеры наконец поняли то, что уже давно было известно обычным фэнам. Стивен Чатоф, психотерапевт-интервенционист из Калифорнии, вспоминает: "Они позвонили мне, чтобы узнать, что можно сделать. Кобейн в Сиэтле снова употреблял наркотики. Он находился в полном негативе. Его поведение было хаотичным. И они опасались за его жизнь. Это был кризис". По-видимому, менеджеры поставили перед Куртом ультиматум: "Лечись или можешь распрощаться со своей карьерой".